ЮРИДИКО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ИМЕНИ У МОРДВЫ
(ЧАСТЬ 1)
Автор: Ю. Н. Сушкова
Как верно отметил один из выдающихся отечественных ономастов
В. А. Никонов, собственные имена людей несут в обществе многообразную, ответственную и незаменимую службу, будь это индивидуальное личное имя или его различные формы (ласкательные, презрительные), будь это фамилия, отчество или иные виды имен. «Не один фантаст не смог представить, что получилось бы, если бы внезапно исчезли имена людей, - писал он. - Неизвестно, когда, на какой ступени развития общества и языка они возникали, но происходило это еще в глубокой древности. Во все исторически известные периоды человеческое общество не обходилось без собственных имен его членов».
Помимо социально-экономических функций, имена собственные (личные имена, отчества, фамилии и другие виды антропонимов различных народов) наделены и другими функциями - этническими, сакральными, эстетическими, юридическими. У большинства народов в разные эпохи имянаречение (или смена имени) сопровождается обрядами, которые подчас раскрывают много неведомых черт их быта, социального строя и верований, их менталитета, языка и культуры, этногенеза и этнической истории, этногенетических и этнокультурных контактов. В силу специфики антропонимии, она неразрывно связана не только с историей и этнографией, социальной психологией и эстетикой, но немыслима и без правоведения, поскольку имя всегда наделялось определенной юридической силой. «Именно правовая функция именования, - констатировал В. А. Никонов, - обусловила возникновение отчеств, позже и фамилий; они подтвердили право наследования. Социальные условия, особенно захват земель в собственность, создавали необходимость юридически закрепить преемственность владений от отца к сыну, от сына к внуку и т.д. Поэтому именно в привилегированном слое фамилии возникали раньше».
Мордовский дохристианский антропонимикон богат и разнообразен. Установлено, что в нем, помимо основного самобытного именного массива, насчитывающего не одну сотню имен, было немало славянских, тюркских, арабских и др.; заимствованных мордвой непосредственно или опосредованно от народов - создателей этих имен. Все они, воспринимавшиеся мордвой большей частью от русских еще до христианизации, завершившейся в середине XVIII в., употреблялись наравне с собственно мордовскими. Об этом свидетельствуют, к примеру, документальные материалы, относящиеся к началу XVI в. Так, в судном списке от 4 апреля 1508 г. по тяжбе братии Печерского Вознесенского
Полянского монастыря с мордвином Ивантой Рамстеевым о владении лесными угодьями за рекой Пьяной сказано: «И судьи спросили Ивантиных знахорей мордвы Учевата, да Ивана, да Узветя: скажите вы в божью правду, по своей вере по мордовской, чей то лес, где мы стоим?».
В связи с крещением у мордвы в массовом порядке стали распространяться русские (христианско-православные) имена, официально фиксировавшиеся в церковных метрических книгах. Но в быту они выступали в качестве вторых имен, ибо здесь продолжало превалировать так называемое банное или дохристианское имя, даваемое ребенку по традиционному обряду имянаречения (эрз. лемдяма, мокш. лемидня, от лем - имя, лемдямс - дать имя, именовать).
Антиохийский архидиакон Павел Алеппский, посетивший Россию в XVII в., писал о народах Поволжья, в том числе мордве: «Говорят, что некоторые из этих племен, когда у них родится дитя, зовут московитских священников, чтобы они помолились над ним, окадили его и назвали именем какого-либо святого, после же дают ему имя, какое им хочется, и некоторые, по рассказам, дают новорожденному имя животного, какое встретят, выйдя из дому». По словам анонимного автора, скорее всего священника, еще в середине XIX в. встречалось «назначение старухами-мордовками другого имени младенцу, вследствие чего ныне не только старики, но и средних лет люди носят на себе два имени».
Со временем оба имени, как мордовское традиционное, так и русское (христианско-православное), стали функционировать в мордовской среде наравне, а несколько позже русское имя начало выступать в качестве первоочередного, оттеснив мордовское на второй план, и, наконец, оно полностью заменило мордовское, которое какое-то время еще бытовало в роли прозвища, а то и зоонима. В целом этот антропонимический процесс был довольно длительным, растянувшимся на века (до второй половины XIX в.) и отразившемся в документах, как государственного, так и церковного делопроизводства). Например, в грамоте казанского митрополита Андриана, адресованной архимандриту Спасо-Юнгинского монастыря Мисаилу от 16 ноября 1687 г. о розыске беглых новокрещенных крестьян говорилось: «А буде где в приходе были новокрещены татаровья, и мордва, и черемиса, и чуваша, и иных вер новокрещены, мужеск пол и женск, оставя христианскую веру, перешли жить от верных к прежним своим иноверным сродцам... и о тех новокрещенных имать у них, приходских попов, сказки. описывая всему годы, и месяцы, и числа, кто в веру христианскую крестился и имена их до крещения, и в крещенье как были» .
Христианско-православные имена на протяжении длительного времени были формальными, казенными, их почти никто не знал. Так, в челобитной новокрещена деревни Сураев Починок Краснослободского присуда Ястефа-нова на другого новокрещена патриарху Московскому и всея Руси Андриану от 14 июля 1696 г. сообщалось, что «приходил мордовское имя Маска, а русское имя, коим его зовут, того я сирота твой, не упомню. И пришед он, Маска, ко мне, сироте твоему, в домишко, и взял у меня, сироты твоего, женишку мою Марку».
Представляет немалый интерес старинный мордовский обычай называть в семье снох особыми, новыми, семейными, «жизненными» именами, по-мордовски эрямомолемть (эрз. эрямо, мокш. эряма - жизнь, эрз., мокш.
лем - имя). Когда невесту привозят в дом жениха, его «отец, - писал И. И. Лепехин, - при собрании всех гостей и сродников берет поставленный на столе длинный пирог аршина в полтора за конец и подымает другим концом пирога наложенное на невесту покрывало, говоря сии слова: вот тебе свет, будь счастлива к хлебу, животу, и к размножению семьи. Потом переменяет ей свекор прежнее имя и называет Мезява, большая, если женится старший сын; Сернява, середняя; Вежава, меньшая, по старшинству их мужей. Тогда жених и сродники увидят невесту, а невеста своего жениха или мужа».
С крещением мордвы этот обычай стал исполняться после возвращения молодоженов домой с церковного венчания. Как отмечал М. Е. Евсевьев, имен, которые давались молодушкам, у эрзи было шесть: Мазава (красивая женщина), Ашава (белая женщина), Парава (хорошая женщина), Вежава (младшая женщина), Сырнява (золотая женщина) и Тятава (значение забыто). «Самыми употребительными из них, - писал он, - были первые четыре, причем первые три давались старшим снохам и в каком угодно порядке, а «Вежава» давалась всегда младшей снохе».
По этой же причине переписчики иногда ошибочно принимали отмеченные семейные «жизненные» имена за официальные девичьи (женские) имена, фиксируя их в своих писцовых, переписных и ландратских книгах. Например, в разных мордовских деревнях «Книга переписная Саранского уезду ясашным иноверцам 716 и 717 годов» зафиксировала не только указанные выше семейные «жизненные» имена, но и множество других аналогичных им женских имен, носившихся не только женами, но и сестрами, дочерьми, вдовами. Вот некоторые из них: Видявка, Шолдавка, Конавка, Винтавка, Мазавка, Вежгавка, Котравка, Нилтавка, Паравка, Ерава, Кулавка, Шиндявка, Якавка, Азравка, Шенжавка, Мастрагавка, Ишавка, Инявка, Велбавка, Вилмавка, Одмавка, Вилдавка, Чиндявка и др.
На взгляд М. Е. Евсевьева, переименование снох связано с имевшим место у мордвы обычаем умыкания и обусловливалось стремлением скрыть «тайну похищения». Однако эту интерпретацию едва ли можно считать достоверной, ибо в таком случае незачем было бы столь строго регламентировать присвоение этих имен, например, младшую сноху непременно именовать Вежава. Думается, более близок к истине Н. Ф. Мокшин, считающий, что указанные женские (жизненные, семейные) имена в отдаленном прошлом вообще не являлись таковыми, а были социальными терминами, обозначавшими отношения свойства. Именно поэтому, считает он, так строга их регламентация, так четко соблюдается порядок их присвоения по старшинству. От этих наименований зависели права и обязанности той или иной снохи в большой (неразделенной) семье.
Нельзя не обратить внимание и на то, что «жизненные» имена по структуре своего образования четко отличаются от обычных мордовских женских имен, что также свидетельствует против их признания исконно женскими дохристианскими личными именами. Хотя до нас дошло сравнительно немного мордовских женских имен, поскольку царские власти предпочитали оформлять государственную документацию на мужское население, тем не менее некоторые из них известны как из письменных, так и фольклорных источников. К примеру, в уже упомянутой «Книге переписной Саранского уезду ясашным иноверцам» фигурируют следующие имена: Кенерга, Питярка, Шаварга (Шоворга, Човарга), Таршорга, Ушмайка, Мизерка (Мозярка), Код-гарка, Тикшайка, Костарка, Нестерга, Лезарка, Конирга, Лемзярка, Кафтарга, Мокшамка (Макшанка, Макшат, Мокша), Жатярга, Аварга, Сумарга, Вязярка, Зорка, Верга, Ведвага, Шиндей, Стирга, Ерзяйка, Татарга, Пятайка, Варзяла, Лемзяра, Мастерка, Кирдяпка, Северга, Дубурга, Сорга, Кенарга, Катарга, Боярга, Томорга, Телторга, Тоторга, Чапурга, Тенгайка, Шиндяся, Сезярка, Ошалка, Эрга, Чеворга. Из фольклорных источников известны женские имена мордвы: Мака, Накя, Паштеня, Цебарка, Лопай, Ракса, Шинду, Лумзур, Саманька, Сыржа, Акамка, Мазярго, Пае, Снальте, Атюта, Нуяль, Кастуша, Цеца, Сэняша, Сиямка, Люкшамка, Сюмерге, Утяша, Найко, Мамилька. Они не похожи на так называемые семейные, «жизненные» имена, образованные, как правило, из двух слов, причем вторым обычно выступает слово ава (женщина). Еще одним аргументом в пользу предположения о том, что жизненные имена снох в стародавние времена являлись социальными терминами, можно считать бытование этих терминов у мордвы вплоть до настоящего времени в первозданной их роли без второй составной части (ава): маза (звательная форма мазай) - жена старшего брата; тязя (тязяй) - жена второго брата; вяжа (вяжай) - жена третьего брата; пава (павай) - четвертого; тятя (тятяй) - пятого.
Жизненных имен для наречения снох первоначально было больше, ибо речь идет о больших (неразделенных) семьях, численность которых нередко составляла не один десяток человек. С распадом их на малые (нуклеарные) круг этих терминов, выступавших в их первоначальной роли, все более суживался, большая их часть трансформировалась в обычные женские имена, напоминавшие по своему звучанию русские женские имена типа Милавка, Любавка, Белавка, Хоршавка, Синявка, Чернявка, которые также имели хождение среди мордвы.
Идентично образованными титулами, ставшими затем обычными именами, мордва называла не только снох, но и женщин, которые в свое время имели в мордовском обществе иной этносоциальный статус. Так, титулами кирдява, инява скорее всего назывались жены мордовских правителей - кирди, инязоров, каназоров (от ине - великий, азор - хозяин, владыка), термином покшава (от покш - большой, ава - женщина) титуловались жены покштяев -глав патриархальных родов (от покш - большой, атя - старик), а термином азрава (от азор - хозяин, ава - женщина) жены кудатей или кудазоратей, т.е. глав больших патриархальных семей (от кудо - дом, азор - хозяин, атя -старик). Все эти нарицательные слова-титулы, обозначавшие этноправовое положение тех или иных женщин, затем, причем в разное время, трансформировались в антропонимы Кирдява, Инява (Онава, Анава), Канава (Канява, Канюва, Кунава, Кунявка), Покшава, Асрава (Азрава, Азравка).
По аналогичному типу было образовано мордовское женское имя Рузава (от руз - русская, ава - женщина), служившая, скорее всего, первоначально для обозначения русской по этнической принадлежности снохи в мордовской семье. По-видимому, оно было сравнительно поздним образованием, когда субординационным принцип присвоения жизненных имен по старшинству, влиявший на комплекс прав и обязанностей снох в большой семье, утратил свою былую значимость, в противном случае русская сноха была бы поименована не Рузавой, а одним из «жизненных» (семейных) имен.
Как писал еще В. Г. Белинский в своем знаменитом «Письме к Гоголю», для простого народа уничижительная форма имени оставалась обязательной и в XIX в. С гневом и болью он писал: «Россия представляет собой ужасное зрелище страны, где люди сами себя называют не именами, а кличками: Ваньками, Васьками, Стешками, Палашками».
Отмеченная форма имени была перенесена и на народы Поволжья. На современный слух эти различия не имеют этносоциального значения, выражают лишь эмоциональную оценку. Совсем иначе было в прошлом, когда форма личного имени определяло место его носителя на лестнице социальной иерархии. Крупный боярин, перед именем которого трепетали бояре помельче, не говоря уж о людях низших социальных степеней, сам подписывался в челобитной царю не иначе как «холоп твой Васька». Для большинства полиэтнического большинства России несколько столетий уничижительная форма с -ка была обязательной. Антропонимическое неравенство в России являлось продолжением социально-этнического неравенства.
Особенно много проблем в учете населения государственными службами (политическими, военными, финансовыми, юридическими, церковными), как и помещичьими, происходило в годы крестьянских восстаний, сопровождавшихся массовыми перемещениями населения, которые затрудняли контроль за ним. Например, в рапорте от 2 октября 1774 г. в Краснослободскую воеводскую канцелярию Нарвского пехотного полка поручика Ивана Булычева и материалах допроса, учиненного в этой канцелярии, называются «сысканные ими новокрещены села Синдорово и деревни Колопино, бунтующие под именем известного государственного злодея и изменника Пугачева» Павел Мамкайкин («по-мордовски Кудаш Киреев»), Федор Никитин («по-мордовски Казей Петров») и Яков Иванов («по-мордовски Салтанкин», в другом документе «Салтайкин»), обвинявшиеся в грабеже Троицко-Острожского винокуренного завода и в повешении сержанта Никиты Голова. В донесении в Казанскую секретную комиссию премьер-майора (фамилия неразборчива) о мастеровой мордве, чинившей ружья повстанцам Пугачева, упоминается «из мордвы деревни Урметевой Ставропольского уезда новокрещен Сергей Иванов, по-мордовски Велмес».
Продолжение следует
